Ситуация с COVID‒19, создавая огромное напряжение в медицинской сфере, усугубляет синдром эмоционального выгорания у медицинских работников. Каково влияние пандемии на медиков с точки зрения психиатрии, а не просто нарушений настроения? Об этом редакции ПЛ рассказывает Елена Хаустова, доктор медицинских наук, профессор, заведующая отделом психотерапии и психосоматической медицины НИИ социальной и судебной психиатрии и наркологии МЗ Украины, профессор кафедры психосоматической медицины и психотерапии НМУ им. А. А. Богомольца.

ПЛ: Елена Александровна, насколько проблема психического здоровья медиков актуальна в нынешних условиях?

Е. Х.: Психическое здоровье врачей — это мировая проблема. Ещё весной 2020 года китайские исследователи утверждали, что в ситуации борьбы с COVID не менее 25% медиков испытывают тревогу и депрессию, могут страдать от бессонницы и находиться в состоянии дистресса. Медицина даже самых благополучных в экономическом отношении стран не была готова к такой пандемии. Украинские же врачи и так привыкли работать, что называется, в боевых условиях, и потому к началу пандемии уже пришли достаточно выгоревшими. Причем наше население не очень хорошо относится к медикам и как минимум им не помогает. Довольно много случаев предоставления недостоверной информации о наличии ковидной инфекции, претензий и даже проявлений агрессии.

ПЛ: Каковы ключевые факторы, которые могут ухудшать психическое здоровье медиков и негативно на него влиять?

Е. Х.: Во-первых, работа в зонах повышенного риска. Это касается не только бригад, которые выезжают, но и обычных поликлиник и больниц. Любой пациент, которого смотрит врач по любому поводу, может оказаться ковидным. Во-вторых, страх заражения, который у медиков тоже присутствует, вместе со страхом принести инфекцию домой и заразить своих близких. И когда медики подолгу находятся в очаге заражения, то вирусная нагрузка у них намного больше, как и шанс заразиться. В-третьих, врачи понимают в большей степени, чем обычные граждане, что пандемия не контролируемая. В большинстве тех стран, где ее вроде бы преодолели, заболеваемость снова пошла вверх. В-четвертых, отсутствуют протоколы специфического лечения, и медицина пока идет по пути симптоматической терапии. Отсюда неудовлетворенность результатами работы, когда врач не может помочь, даже если очень хочет. В-пятых, ощущение определенной изолированности. Потому что работающие в очаге чувствуют себя условно прокаженными. И наконец, в-шестых, это дефицит средств индивидуальной защиты. Причем здесь у медсестер, осуществляющих уход за пациентами и выполнение манипуляций, степень риска выше, чем у врачей.

Существует еще один фактор — недостаточная подготовленность медиков для работы с инфекцией. Если у инфекционистов уже выработаны определенные навыки, то большинство других специалистов до пандемии не имели дела с инфекциями в своей повседневной практике. Более того, в некоторых регионах врачей привлекали к такой работе, как говорится, добровольно-принудительно. Когда обычная больница становится ковидной и начинает принимать ковидных пациентов, то, естественно, те медики, кто не имел соответствующих навыков, тут же будут выгорать, и у них появятся и тревога, и депрессия, и бессонница, и может начаться формирование посттравматического стрессового расстройства.

ПЛ: Как пандемия изменила условия труда медиков?

Е. Х.: Мы говорили об элементах психического дискомфорта. Однако не следует забывать, что работа в средствах индивидуальной защиты вызывает большой физический дискомфорт. Когда медик одет как космонавт, постоянно потеет и не имеет в возможности нормально сходить в туалет, то, безусловно, всё это сказывается и на психическом состоянии. В идеале должна быть зона, где медики могут нормально переодеться, поесть, пообщаться по телефону со своими близкими и даже иметь возможность получить психологическую помощь.

ПЛ: Стиль и риторика СМИ о COVID‒19 способствуют ухудшению состояния людей вообще и медиков в частности?

Е. Х.: Слово «инфодемия» уже прочно вошло во многие языки мира. Речь идет об информационной нагрузке, которая ухудшает психическое здоровье населения в целом. Новости следует разделить на две части: информирование по типу социальной рекламы, то есть что нужно делать в условиях ковидной угрозы, и трансляция неких якобы сенсационных сообщений, приводящих к нагнетанию панических настроений в обществе. Тревога ведь тоже бывает разная. В ситуации с пандемией совсем не тревожиться ненормально. Но когда реакция соответствует стимулу, то тогда это побуждение к действию: надеть маску, не лезть в толпу и т. п. А если тревога уже ближе к панике, то начинаются истерия, необоснованные звонки семейному доктору, в колл-центры и так далее. Истерически-паническая риторика в СМИ только увеличивает непродуктивные формы тревоги. Информировать тоже нужно грамотно! Например, если показывают телесюжеты с совещаний правительства, заседаний Верховной Рады и т. п., то все их участники должны быть в масках, причем правильно надетых.

ПЛ: Врачи относятся к категории наиболее критически мыслящих людей. Такова специфика профессии. Считается, что именно врачи наименее склонны поддаваться манипуляциям. Но всё, что происходит в инфопространстве, влияет на пациентов и создает определенные ситуации при оказании медицинской помощи. Каковы последствия пандемии и инфодемии в ближайшей и долгосрочной перспективе?

Е. Х.: Врачи, к сожалению, всё более относятся к категории вовлеченных лиц. А если говорить о последствиях, то общеизвестно, что COVID‒19 даст четыре волны. 1-я волна — это волна самого COVID. 2-я волна — то, что уже происходит, когда пациенты даже с ургентными состояниями ограничены в доступе к медицинской помощи. 3-я волна касается пациентов с хроническими заболеваниями, которые должны получать плановую помощь, а они зачастую вообще выпадают из системы. Сюда же следует отнести задержку в диагностике, что важно для онкологии и пр., вследствие чего болезни переходят в более поздние стадии и результаты лечения хуже. В будущем это также увеличит нагрузку на систему здравоохранения. 4-я волна — психологическая волна последствий будет самой большой и тяжелой. Данный отсроченный эффект пандемии будет ощущаться еще долго после того, как пандемия закончится.

ПЛ: На фоне изменения психического состояния наблюдается ли у работников здравоохранения увеличение аддикций, суицидов и т. п.?

Е. Х.: Реагирование происходит в трех классических вариантах — невротическом, психосоматическом и патохарактерологическом. Невротический вариант — это то, о чем мы уже говорили: тревога, депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство. При психосоматическом варианте реагирования «стойкие оловянные солдатики» сваливаются с инсультами, инфарктами и т. д. Locus minoris resistentiae — попросту говоря: где тонко, там и рвется. Третий вариант предполагает попытку хоть как-то уйти от травмирующей реальности — это могут быть и табакокурение, и увеличение алкоголизации. Не могу сказать, что врачи массово пошли этой дорогой, но рост таких реакций наблюдается. Кстати, мужчины чаще выбирают алкоголь, а женщины — транквилизаторы.

ПЛ: Будем ли мы наблюдать еще какие-то отсроченные синдромы и состояния?

Е. Х.: Это всё уже описано. В первый пик идут страхи, тревога, расстройство сна, приступы паники и увеличение обсессивно-компульсивных расстройств. А второй пик (кстати, еще не последний!) — это депрессии, суициды, усложненные реакции горя и посттравматическое стрессовое расстройство. А в отдаленном периоде мы, возможно, увидим и какие-то личностные изменения.

ПЛ: Наблюдается ли, по сравнению с доковидным периодом, уход медиков из профессии, напрямую связанный именно с работой в условиях COVID?

Е. Х.: Массово — нет. Отдельные случаи — да. Причем врачей там всего 10%, а остальные — это младший и средний медперсонал.

ПЛ: Как бы вы могли очертить круг необходимых мероприятий, способных минимизировать возможность возникновения психических нарушений у врачей?

Е. Х.: Отдельно я бы выделила материальную составляющую — и зарплату, и условия работы, включая СИЗ, необходимую аппаратуру, создание внутри медучреждения зон безопасности для медиков, нормальный график работы и т. п.

Существует также запрос от врачей — научиться распознавать признаки дистресса и у себя, и у пациента. Причем запрос на второе даже выше! Чтобы знать, как с таким пациентом разговаривать.

Много значит, когда коллектив работает слаженно. Если у медика начинают возникать симптомы стресса, бессонница, депрессия, тревога, то очень важно вовремя обратиться за помощью. Пусть это будут телефонная горячая линия или онлайн-психолог. А если за две недели не получается прийти в норму, то уже нужна консультация психиатра. Потому что медик, находящийся в состоянии стресса, сам становится малопродуктивным и нарушает продуктивность своих коллег, всего коллектива в целом.

Беседовала Елена Труш